— Захвачу нам плед, — кивнула Пиата.

— И бинокли возьми, — сказал я ей вслед, — Те, из театра.

Бинокли им потребовались, чтобы, выехав на природу за город, смотреть на мою обнаженную натуру. Раздевшись полностью, я отошел от наблюдателей метров на сто, а затем, прикрыв глаза, сосредоточился.

Проявление, Лимит, Метода. Я никогда им не уделял особого внимания. Молнии и лед, что в этом такого? Даже виски в бокале не охладишь по-человечески, проще достать их холодильника. Боевое применение? Смеху подобно. Либо коснуться, либо выложиться полностью, поразив цель на расстоянии трех-пяти метров. Пуля гораздо лучше. Надежнее, дальше, точнее, без каких-либо затрат организма. Мастерство посылания пуль в цель давно уже стало для меня родным и естественным.

Но здесь пули помочь не могли.

Легкий волевой посыл и их кончиков моих пальцев начинает сочиться белый хлад, похожий на слегка светящийся туман, разбрасывающий искорки инея Сильверхеймов. Еще немного волевого посыла/желания, и им окутаны уже кисти рук. Дальше я не заходил. Когда было нужно, то просто увеличивал поток холода, проходящий через эти самые кисти. Правильно, а зачем может потребоваться нечто иное? Дотронуться и заморозить, разрушить, сломать, превратить в хрупкую бесполезную материю, которая потом расплывется лужей однообразной массы.

Но не сейчас.

Ледяной покров медленно и неохотно полез выше, к локтям. Я сосредоточенно корректировал его рост, стараясь тратить как можно меньше маны на этот эксперимент. Могло не получиться, могло не сработать, не хватить.

Он рос. Добравшись до локтей, замедлился почти до точки остановки. Я стоял с белыми предплечьями, активно представляя, как родовая магия покрывает меня всего, с ног до головы, делает таким вот белым и парящим, прямо вот, как левая рука. Видимо, этого хватило, чтобы процесс возобновился. Второй раз он застрял, причем куда надежнее, когда начал покрывать тело сверху вниз. «Забрав» голову, руки и грудь (глаза начали чувствовать прохладу), лёд Сильверхеймов уперся перед самым сокровенным — мужской гордостью своего носителя.

Ага, психосоматика. Тут уговаривать пришлось подольше. Вокруг меня уже на несколько метров ничего не росло, всё было покрытое переливающимся инеем, пар от промораживаемой земли мешал увидеть Пиату и Красовского. Пришлось мне переходить на другое место, я же их не просто привез полюбоваться своей задницей?

Это усложнило задачу. Теперь приходилось не только уговаривать свой пах побелеть, но при этом еще и на ходу, оставляя после себя клубы тяжелого белого тумана и промороженную землю. Это мне надоело еще до того, как я совершил полный круг почета вокруг наблюдателей и мобиля, так что внезапно вышло, да еще как! Вместо того, чтобы просто «пройти» спорную зону, магия Сильверхеймов окутала меня целиком сразу! Я превратился в настоящего человека-снеговика!

Прекрасно!

///

— Что он делает? — прошептала не отрывающаяся от бинокля высокая блондинка, чувствующая себя довольно неловко здесь и сейчас.

— Ходит голым по полю, — недовольным голосом откликнулся её спутник, жгучий брюнет, закованный в изящную силовую броню, — Топчет его и замораживает.

— Кажется, Кейн пытается целиком покрыться этой заморозкой.

— Именно. А еще не болтать у нас на глазах своим прибором.

— Тоже мне, стеснительный… — проворчала Пиата, движением головы откидывая за спину тяжелую копну собственных волос, — Но мы-то тут зачем?

— Видела так много голых мужчин, а? — в голосе Петра просквозила необидная насмешка, — А зачем мы здесь, он скажет, когда закончит. Кейн не делает глупостей.

— Немного видела, я же была служанкой у графа с одиннадцатью сыновьями, — чему-то улыбнулась Пиата, а затем с фальшивым беспокойством и даже некоторым восхищением в голосе уточнила, — Так он не просто так тот столб оживил? В газетах писали, что этого «Братоубийцу» сломали аж в районе Вест-Тауна! Чудовищная резня столбов, бойня века…

— Пиата, — с легкой укоризной отозвался её друг и любовник, — Поговорим потом. Нужно следить за Кейном.

— Надо же, меня уговаривают смотреть на голую мужскую задницу… — со вздохом отозвалась блондинка, не отрывавшая глаз от бинокля, — Хотя…

В этот момент шагающая в сумерках мужская фигура полностью стала белой. Оба наблюдателя замолчали, не зная, чего ожидать в дальнейшем, но продолжая выполнять просьбу товарища. Они смотрели.

Белая фигура шла, распространяя вокруг себя густой, лениво рассеивающийся пар. Каждый её шаг оставлял после себя «лужи» белого на земле, продолжающие разрастаться. И, что-то было еще. Сперва ни он, ни она не поняли, но когда полностью ставший белым Кейн сделал с десяток шагов, то…

— Он, кажется, светиться начинает, — неуверенно предположила девушка.

— Выдает всё больше и больше холода, — со знанием дела заметил мужчина, которому неоднократно в своей жизни приходилось иметь дело с Истинными, — Ищет лимит у Лимита.

Что бы это еще могло быть?

Кейн продолжал шагать, светясь всё ярче и ярче. Туман за ним уже перестал оставаться вальяжно расползающейся ленивой завесью, а начал закручиваться, как какое-то неведомое животное. Вскоре, наблюдатели услышали треск и вой ветра, верно предположив, что эти явления, как и поведение пара, вызывает резкий перепад температур, который устроил их друг. Трещала земля…

Становилось всё холоднее. Когда порыв ветра зло цапнул Пиату за лицо вполне арктическим холодом, то она тут же шмыгнула за руль мобиля, и поехала от голого князя подальше. Петр следовал рядом с машиной, не упуская друга из виду. Отъехав на пару сотен метров, они вновь приникли к биноклям. Кейн виднелся маленькой белой искоркой, вокруг которой закручивается буря.

— Если он потратится весь, то мы его быстро не вытащим… — сквозь зубы процедил мужчина, — Даже в шлеме я там не выживу.

— А зачем быстро вытаскивать? — удивилась высшая эйна, — Ему от этого холода ничего не будет. Полежит и встанет.

— Действительно…

Так, в сущности, и произошло. Через десяток минут искорка, еле светящая в закручиваемом узлами тумане, погасла, оставив после себя нечто, похожее на ураган без дождя. Мужчина и женщина, благоразумно прождавшие еще десяток минут, сунулись туда, где лежал их товарищ, но благоразумно отступили назад. Было слишком холодно. Еще через полчаса князь, уставший, потрепанный и истощенный, вышел к ним сам. Его зеленые глаза, обычно ярко сияющие из-под надбровных дуг, потухли. Он выложился.

— Сейчас часик подремлю, — прохрипел он, падая уже одетым на заднее сидение мобиля, — А потом мы туда вернемся. Посмотрите, что выходит. Нужен… сове…

И засопел, вырубившись на полуслове.

Глава 23

— Пятьдесят миллионов франков, ваше сиятельство. Наличными. В течение пятнадцати минут. И еще…

— Можете не продолжать. Сами бы согласились на такую сделку?

— Мои хозяева гарантируют…

— Не волнует. Итак, не будем задерживать очередь, у меня сегодня еще несколько десятков таких как вы, так что слушайте внимательно, повторять не буду. Я сказал, слушайте, обсуждения закончены! Первое! У меня, князя Дайхарда, в городе находится ровно пять человек, вы каждого из них видели, пока поднимались в мой кабинет. Это швейцарские наемники. Кроме них, занятых непосредственно моей охраной, в Чикаго нет ни единого человека или иного существа, работающих на меня или со мной. Второе. Акстамелех вновь хозяин Чикаго, поэтому, если кто-то из вас поднимет шум, достаточный, чтобы привлечь его внимание, отвечать за это будете вы все, без исключений. Надеюсь, это понятно? Хорошо, тогда третье и последнее. Если вы, либо люди, которых вы наймете, попробуют со мной заговорить, я имею в виду после этого собеседования, то я вас найду и убью. Все понятно? Собеседование окончено, следующий!

— Но…

(щелчок взводимого курка)

— До свидания, ваше сиятельство!

Человек стремительно выкатывается из кабинета, а я устало вздыхаю, наблюдая, как заглядывает следующий. Хорошо, что они на взводе, так бы пришлось тратить куда больше времени на каждого.